It’s me they hear | Большие Идеи

・ Личные качества и навыки

It’s me
they hear

На переговорах от переводчика требуются совершенно особые качества.

Автор: Евгения Чернозатонская

читайте также

Улыбка против кулака

О’Коннел Эндрю

Kraft foods. Битва за скидки

2 Задача

Почему современный бизнес вреден для душевного здоровья

Роджер Мартин

Неудачное слияние

Вирджиния Цой,  Мишель Гельфанд,  Петр Прокопович,  Сара Гордон,  Чэнгуан Ли

Чего только я не делала за годы работы: переводила в суде и на банкетах, синхронила на международных конференциях, где присутствовали первые лица государств и монаршие особы, преподавала переводоведение в университете, принимала на работу и, увы, увольняла переводчиков. То есть перепробовала все, что только можно в этой профессии. И вот к какому выводу я пришла: на переговорах от переводчика требуются совершенно особые качества. Этому нельзя научиться. С этим надо родиться.

Я говорю об устном переводе лицом к лицу. Литературному переводу, безусловно, можно и нужно учиться у мастеров слова, но среди корифеев почему-то подозрительно много самоучек. Техническим переводчиком может стать любой образованный человек. Переводчик-синхронист (тот, кто говорит и слушает одновременно) — очень сложная профессия, но и здесь мастерство приходит с опытом, как у хирурга или летчика. А вот работа на переговорах требует находчивости, интуиции и незаурядных актерских способностей. Переводчик, как гипнотизер, способен многократно усилить или ослабить эффект сказанного.

Я впервые столкнулась с этим случайно. Дело было на ярмарке в Измайлово лет пятнадцать назад. Мы пошли с моим тогдашним американским боссом покупать ковер для его квартиры в Праге. Вошли на базар, а там глаза разбегаются: ковры шерстяные и шелковые, гладкие и с ворсом, иранские и туркменские, азербайджанские и дагестанские. Я лоббирую дагестанские, потому что Дагестан — моя любимая страна.

Там у каждого продавца своя выгородка из решеток, вроде вольера. Пока мы внутри одной клетки, ее хозяин бешено нас обольщает, хватает за руки и умоляет посмотреть, погладить товар. Но стоит перейти незримую границу и вступить в соседний вольер, первый продавец замолкает на полуслове (видно, такой этикет), а новый тут же затягивает свою хвалебную песнь.

Босс естественно по-русски ни бэ ни мэ. Я перевожу. — Тысяча двести, — говорит продавец и добавляет еще куплет к своему панегирику. — Двести, — отвечает американец, делая вид, что хочет покинуть вольер. — Тысяча сто из уважения к американский президент Клинтон. Он в марте здесь был с супругой, купил точно такой, я ему такой же скидка давал. — Двести, — отвечает американец и опять смотрит в сторону. — У него денег не осталось, — говорю я. Сходятся на четырехстах. И это повторяется три раза (купили по ковру в каждую из комнат).

Едем на машине обратно. Американец страшно возбужден. У него созрел план: бросить к черту свой интернет-бизнес и наладить поставку ковров с Измайловского рынка в Америку и Европу. Я считаю в уме: ковер два на три, ручная работа. Я была когда-то на фабрике и знаю: одна мастерица за год ткет один погонный метр (там сорок цветов ниток и очень сложный узор). Откуда прибыль-то возьмется у продавца? Может, он, после того как донес ковер до машины, все понял и уже бьется головой о вольер?

Ладно, думаю, раз сейчас такие хорошие цены, куплю себе ковер на дачу. Прихожу на то же место через неделю, торгуюсь с одним, с другим — не тут-то было. Тысяча сто, и ни с места. Тут я осознаю, что мне ничего не светит. Два шулера вместе могут обобрать опытного игрока, а поодиночке — нет.

Прошло много лет. Торгуясь за одну американскую компанию по многомиллионным контрактам, я всякий раз наблюдала эффект «двух шулеров». Иногда уступки российских подрядчиков были столь несоразмерными, что это всем выходило боком: одни подделали согласованную итоговую сумму в тексте контракта перед самым подписанием, другие — просто не заплатили своим субподрядчикам, а сами еле-еле остались в нуле. И тех и других американцы слишком сильно «утоптали» в ходе переговоров — естественно, через переводчика.

В чем же секрет? У меня такое объяснение:

• На переговорах участники — драматурги, которые импровизируют по ходу дела, а переводчики — актеры. Они говорят то, что написано, но говорят-то по-разному!

• Переводчик работает на своего патрона, то есть на того, кто ему платит. Его линию в разыгрываемой пьесе он и стремится усилить.

• Человек по-настоящему слушает только того, кого лучше понимает, то есть переводчика. Все взоры устремлены на него, все участники обращают свои речи не друг к другу, а к переводчику.

• Переводчик мимикой, интонацией и поворотом головы может придать большую силу одной реплике, а другую подать как абсолютно никчемную.

• Если в переговорах участвует один переводчик, то он говорит больше всех — столько, сколько все остальные вместе взятые.

• Спустя полчаса после начала переговоров участники совершенно забывают, что общаются друг с другом, а не с переводчиком. Каждая из сторон апеллирует к нему: орут не друг на друга, а на него, умоляют о смягчении условий не партнера, а его переводчика.

В этом и кайф, и главная трудность работы на переговорах. Я на своей шкуре чувствовала это тысячу раз, да и коллеги делились похожими впечатлениями. Кто-то не может жить без чувства сцены, а кто-то сгорает, не выдержав эмоциональных перегрузок.

В следующий раз я напишу о прочих трудностях перевода и о том, как подбирать переводчика для разных задач.