читайте также
Как алгоритмы помогают сотрудникам самим управлять своей работой
Итан Бернстайн, Йост Миннаар , Майкл Ли
Бизнес-практикум. 7 декабря 2010г.
«Не позвали»: как добиться приглашения на встречу
Нина Боуман
На пороге управленческой революции
Ицхак Адизес
читайте также
Должны ли государства подчиняться диктату рынка? Вот вопрос, сотрясающий эконоверсум: держатели акций уже призвали к крайней суровости.
Но сам вопрос — ложный. Правильный вопрос звучит так: принимают ли организации и рынки решения, которые в конечном счете пойдут во благо людям, местным сообществам и странам в целом, поспособствуют наиболее продуктивному использованию ограниченных ресурсов? Истинная роль государства заключается в том, чтобы влиять на рыночные решения, вдохновляя общественные ожидания и предпочтения. Вот что я имею в виду. Было время, когда рынки «устраивало» долговое рабство, тюрьмы для должников и детский труд. Но эти желания оказались неприемлемы для общества, и потому правительства взялись их корректировать и преобразили рынок, помешав ему склониться в сторону такого выбора.
Реформа — ключевое слово. Под ним мы понимаем всеохватывающую институционную инновацию — создание новых институтов для управления странами, экономиками, регионами и т. д.
Ныне становится все яснее, что рынки и компании забыли о верных решениях и без реформы так и не вспомнят. Рынки из года в год дурно распоряжаются ресурсами, пренебрегая общим благосостоянием — вспомнить хотя бы триллионы, потраченные на спасение банков в пору Великой рецессии. И это мелочи на фоне неэффективного использования нефти. Рыночная цена нефти отнюдь не учитывает, что этот ресурс скоро закончится — в цену закладываются только расходы на выжимание следующей капли.
Что произошло? Почему самые основные экономические инструменты до такой степени притупились? Специалисты по макроэкономике заламывают руки и стенают о крахе теорий и моделей, но я бы поискал причину в другом месте: в недостатке реальных инноваций. Хотя специалисты по экономике и менеджменту неустанно твердят о благах инноваций, компании ограничиваются технологическими и ассортиментными инновациями самого нижнего уровня. Как ни парадоксально, самый мощный вид инноваций остается в пренебрежении и попросту и не осуществляется: институциональные инновации.
Читайте материал по теме: Как переспорить Милтона Фридмана
Первая половина ХХ века была золотым веком для институциональных инноваций. Саймон Кузнец создал теорию ВВП. В Бреттон-Вудс собрались лидеры разных стран и установили мировой курс обмена валют. Идея всемирного правления и единого правосудия воплотилась в международных законах и судах. Были заложены основы для организаций нового типа, которые окончательно сложились уже в 1950-х, как 501c. Но вторая половина того же века — провал, период антиинноваций. Созданная в Бреттон-Вудс глобальная система обмена валют попросту развалилась. ВВП, работавший в мире заводов, потребительских товаров и хайвеев, не пересматривался применительно к пронизанной множеством связей постиндустриальной информационной экономике. Новые виды различных структур не спешили явиться, а идея, будто вершиной организационного развития является корпорация, окаменела и превратилась в нерушимую догму.
Вот в чем беда: наша экономика отчаянно старается перерасти индустриальную эру, но устаревшие институты, как ржавая железная клетка, никого не выпускают.
Ныне реформаторы могут осуществить макроинновации на институциональном уровне. И это задача не только для политиков. В XXI веке правят не только правительства. Теперь умные предприниматели, инвесторы, компании со многим справляются сами. Вот четыре области, где перемены требуются неотложно.
Читайте материал по теме: Урок истории для финансистов
Новые формы измерения национального дохода. ВВП устарел, он неточен и ненадежен. Нужны такие параметры, которые покажут нам истинные убытки (в том числе загрязнение окружающей среды) и доходы (например, улучшение здоровья населения). Ими должны руководствоваться как компании, так и рынки.
Формы измерения благосостояния. ВВП замеряет доход. Картинка неполная: мы не видим благосостояния. Доход вроде бы и увеличивается, но становится ли жизнь лучше? Если у нас не будет реальных параметров благосостояния, которым мы хотим соответствовать, едва ли компании и рынки начнут вести себя лучше.
Новые валюты. Национальная валюта — особо жестокая форма коллективной ответственности, налог, от которого невозможно уклониться. В результате очередного, регулярнейшего кризиса страдают все держатели национальной валюты, даже те, кто нисколько в этом кризисе не виноват. Если появятся валюты, независимые от стран и регионов, появится и выбор, и свобода от отсталых организаций и рынков. И возникнет стимул для лучшего экономического поведения. Вы все еще создаете «товар»? Довольно — займитесь созданием реальной валюты.
Читайте материал по теме: Как талант победил капитал
Новые параметры доходности. Что вообще считать доходом? Как мы недавно говорили, инвесторы-первопроходцы все более стараются подсчитывать выгоду для людей, местных сообществ и стран в целом. Они создают более нюансированную и сложную картину создаваемых компанией или распределяемых рынком ценностей вместо чисто финансовой ориентации на рост. Лучшее поведение организаций и рынков неразрывно связано с более точными инструментами измерения доходности.
Хотите стать радикальным новатором? Займитесь реформами. Главный вызов современности — необходимость перестраивать макроинституты глобальной экономики. Без этого не осуществить переход к подлинному XXI веку. Сейчас мы живем среди набора макроинститутов, унаследованных от индустриальной эры. Они устарели, утратили контакт с реальностью. Компании и рынки продолжают вести себя, как сто лет тому назад. Для перехода в постиндустриальную эру нам нужно построить макроинституты, которые будут работать на людей, а не множить бесполезные механизмы.
Только те люди, компании, страны, которые сумеют выстроить подобные институты, удостоятся награды завтрашнего дня. Какой награды? Они будут определять вехи завтрашней жизни. А это — величайшее счастье и конкурентное преимущество.
Читайте по теме: