Деньги и любовь: что мама и жена делают для мировой экономики | Большие Идеи

・ Экономика
Статья, опубликованная в журнале «Гарвард Бизнес Ревью Россия»

Деньги и любовь: что мама и жена делают для
мировой экономики

Фрагменты из книги Катрин Марсал «Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика»

Автор: Катрин Марсал

Деньги и любовь: что мама и жена делают для мировой экономики
hbr.org

читайте также

Как инвестировать в здоровье работников и получить экономическую выгоду

Парадокс эффективности

Тони Шварц

Кого опасается Facebook

Джеффри Тоусон

Осторожно: неконтролируемый стресс!

Дмитрий Жуков

От редакции. Почему в мировой экономике происходят кризисы? Почему мужчины зарабатывают больше, чем женщины? Почему женщины, делая карьеру в бизнесе, должны играть по правилам, установленным мужчинами? Что здесь не так? Связаны ли между собой эти вопросы? Ответы на них ищет и находит писательница Катрин Марсал в своей книге «Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика». Публикуем несколько фрагментов из ее русскогоязычного перевода, который вышел этой весной в издательстве «Альпина Паблишер».

Что там у нас на ужин? Так звучит главный вопрос экономики. Он кажется простым, но на самом деле крайне сложен. Большинство из нас производят лишь толику того, что мы ежедневно потребляем. Остальное покупается. Хлеб ждет нас в супермаркете, ток устремляется по проводам, как только мы включаем лампу. Но для пары буханок хлеба и одного киловатта электроэнергии требуются скоординированные действия тысяч людей по всему миру.

Нужен фермер, который вырастит пшеницу и продаст ее хлебозаводу. Фабрика, которая произведет пакеты для фасовки хлеба. Супермаркет, который купит продукцию у хлебозавода и продаст вам. Все это необходимо, чтобы утром хлеб лежал на полке, а вдобавок нужны люди, которые обеспечат фермера техникой и инструментами, доставят продовольствие на склад, займутся техническим обслуживанием транспорта, будут поддерживать чистоту в супермаркете и клеить ценники на товары. Процесс должен проходить правильно, регулярно и в нужное время, иначе полки в булочной станут зиять пустотой. И это касается не только каждого куска хлеба, но и каждой книги, каждой куклы Барби, каждой бомбы, каждого воздушного шарика и всего прочего, что можно купить и продать. Любое современное хозяйство устроено весьма головоломно. Наконец, экономисты задались вопросом: на чем же все,собственно, держится?

Экономику называют наукой о том, как законсервировать любовь. Основная идея гласит: любви всегда в обрез. Даже ближнего любить хлопотно, что уж говорить о тех, кто немного дальше. Поэтому любовь следует экономить и не расходовать без толку. Если мы будем использовать ее на нужды общества, то на личную жизнь ничего не останется. Найти любовь трудно, но сберечь еще трудней. Поэтому, решили экономисты, общество должно основываться на чем-нибудь другом. Может быть, на эгоизме? Он, кажется, всегда в избытке.

Адам Смит, отец экономической теории, в 1776 году написал слова, сформировавшие современный взгляд на экономику: «То, что мы ожидаем на ужин, появится не вследствие доброй воли мясника, пивовара или булочника, а как результат их материального интереса». Идея Смита заключалась в том, что мясник выполняет работу, чтобы получить довольного клиента и, как следствие, деньги, а не по доброте душевной. Булочник печет хлеб, пивовар варит пиво, свечник льщет воск не для того, чтобы порадовать людей, а ради собственной материальной выгоды. Если хлеб, пиво и свечка хороши, люди их купят. Исключительно поэтому булочник, пивовар или свечник и производят свои товары. А вовсе не потому, что они беспокоятся, чтобы у народа был вкусный хлеб, свежее пиво и свечки, которые не коптят. Движущая сила — собственный материальный интерес. Именно на него и следует полагаться. Собственный материальный интерес бесконечен. А любовь нет. Любви в обрез. На все общество ее точно не хватит, поэтому лучше законсервировать ее в банке для личного употребления. Иначе будет плохо...

Каждое общество должно каким-то образом организовать уход за другими людьми, иначе ни экономика, ни все прочее не заработает. «Что у нас на ужин?» — основополагающий вопрос экономики, и, хотя Адам Смит считал, что ответ — «личная выгода», его мама следила за тем, чтобы еда была на столе каждый вечер, а когда у Адама Смита поднималась температура, она, надо думать, за ним ухаживала. Без ухода ребенок не сможет вырасти, больной выздороветь, Адам Смит писать, а старики жить. Уход за другими — вот средство научиться сотрудничеству, эмпатии, самодисциплине и вниманию к другим, фундаментальные навыки жизни.

Экономическая наука хотела «законсервировать любовь». Такие движущие силы, как забота, эмпатия и уход за другими, выбрасывались из анализа. К общему благосостоянию все это отношения не имело. Первое делают за деньги. Второе — потому что заботятся. Два этих действия несовместны, не встретиться им никогда. Не менее важно, что в обратную сторону это тоже действовало: благосостояние и деньги исключались из дискуссий о заботе, эмпатии и уходе. Возможно, именно здесь и скрыта главная причина, почему сегодня экономическое положение женщин намного хуже положения мужчин.

«Деньги — это абстрактное человеческое счастье», — писал философ Артур Шопенгауэр. Если человек не способен испытывать конкретное счастье, он может искать его в абстрактной форме. Деньги — это замороженная потребность: не потребность в чем-то определенном, а символ удовлетворения потребности вообще. Мы поклоняемся деньгам. При этом мы чувствуем, что это немного некрасиво. Некрасиво желать все подряд, особенно это не идет женщинам. Традиционно забота и уход осуществлялись дома. Дом считался местом, куда мужчина возвращался после трудного дня в холодном, неодушевленном мире оплачиваемой работы. Возвращался, чтобы потонуть в женском царстве эмоций, нравственности, чувственности, в мире кружевных оконных занавесок. Здесь мужчина уже не был колесиком и винтиком большого механизма, и в экономическом стимуле для желательного поведения он не нуждался. Напротив, сюда он уезжал с рынка на каникулы. Здесь, под нежными женскими взглядами, он становился лучше. Заботясь и сопереживая, женщина не только обеспечивала контакт мужчины с теми человеческими проявлениями, которые он не признавал в самом себе, обеспечивала не только равновесие в жизни мужчины, но и равновесие всего общества.

Пока, в дополнение к рынку, существовал ее мягкий мир, нам не надо было как ошпаренным кидаться в не обузданную жадность и конкуренцию. Женские забота и сопереживание придавали смысл мужской борьбе на рынке, в этом заключалась ее экономическая функция. Так звучала история на заре викторианской эпохи, когда знакомый нам капитализм уже достаточно подрос, чтобы начать рассказывать истории о самом себе.

Несмотря на то, что забота и уход со временем переместились из дома в больницы, детские сады и дома престарелых, дихотомия «любовь–деньги» осталась. Забота о других — это то, что человек совершает потому, что он добрый человек, то есть женщина. А не потому, что человеку хочется сделать карьеру или обеспечить себя материально. Первыми сестрами милосердия часто были монахини. Они давали зарок оставаться бедными. В остальном отряды сестер милосердия состояли из девушек в ожидании замужества. У них еще не было семьи, за которую надо было отвечать, и, пока их не высмотрит жених, им не надо было себя обеспечивать. Кроме того, призвание сестры милосердия считалось благородным и важным. И именно поэтому денег оно приносить было не должно.

Для мужчин все это верно с точностью до наоборот: работа, которая важна для общества, должна хорошо оплачиваться. Если мой крупный банк обанкротится, то рухнет вся экономика, поэтому я получаю бонус — пять миллионов.

Но для женщин такая логика не действует. И, поскольку заботой и уходом занимаются в основном женщины, эта логика не действует и для всей сферы социальной работы. Невозможно определить, женщины работают в социальном секторе, потому что там низкие доходы, или доходы в социальном секторе низкие, потому что там работают женщины. Но мы знаем, что серьезная причина экономического неравноправия между мужчинами и женщинами кроется именно в том, что женщины больше задействованы в социальной сфере. А социальная сфера экономически недооценивается во многом из-за дихотомии «любовь–деньги»…

Исследователи проанализировали связь между деньгами и желанием совершать добрые дела. Усердие, этика, терпение, радость от совершения работы могут легко исчезнуть, если в виде мотива появляются деньги... Результаты исследования показали, что, если деньги воспринимаются как признание выполненной работы, это усиливает наши личные мотивы, повышает удовлетворенность от работы и мотивацию. Люди хотят, чтобы на работе их ценили и поддерживали, и деньги могут быть одним из способов. Деньги нужны людям прежде всего. В том числе и женщинам. Никто не хочет, чтобы его эксплуатировали, и, если речь заходит о деньгах, это не значит, что начинается разговор об эгоизме...

Когда речь заходит об отмене гендерных стереотипов, это не предполагает, что мальчика одевают в розовое, или что директор, желая, чтобы его «принимали серьезно», надевает рубашку в цветочек. Это будет смешно. Но занимающая высокую должность женщина по-прежнему обязана носить темный костюм. А если она вдруг придет на работу в рюшах и воланах, коллеги тут же начнут судачить. Она должна одеваться нейтрально, то есть как мужчина. Должна приспособиться к уже существующей структуре, выстроенной вокруг мужского тела. Одновременно она не должна быть чересчур мужеподобной, должна оставаться женщиной — но подчеркнуть, что занимается традиционно мужским занятием. Баланс найти трудно.

От мужчин ждут совсем другого. Никто не требует от Джейми Оливера, чтобы он вел себя как женщина, только потому что еду в доме традиционно готовят женщины. Повара-телезвезду воспринимают серьезно как раз потому, что он действует подчеркнуто мужественно. Он не режет базилик, он заворачивает базилик в полотенце и стучит им по столу. Раздается стон. Победа — базилик подчиняется, и его бросают в кастрюлю.

Тот же вектор в детском саду, когда от гендерных ролей избавляются, борясь с розовыми балетными пачками маленьких девочек: эта стереотипная одежда нам на физкультуре не нужна... Мы считаем, что дети должны расти свободными индивидами, а раз так, то девочки не должны ходить на физкультуру в розовых пачках. Это ограничивает их гендерную роль, к тому же в этих пачках им, наверное, неудобно. Но об одежде мальчиков благонамеренные воспитатели не задумываются. Розовое балетное платье — гендерный стереотип, а одежда мальчиков воспринимается как нейтральная. И так почти всегда и во всем, что касается мужчин.

Это входит в концепцию. В образе шекспировского принца Гамлета представлен общечеловеческий вопрос: быть или не быть, но быть — как он. Мы все привыкли ссылаться на него, и женщины в том числе. Размышления Гамлета — это общечеловеческий опыт. Мужчина — норма, и «человеческий» становится синонимом «мужского».

А рожать детей — опыт не человеческий. Это женский опыт. Так мы привыкли воспринимать мир. Женский опыт всегда отделен от общечеловеческого. Никто не читает книги о родах, чтобы понять, как устроено мироздание. Для этого читают Шекспира или какого-нибудь великого философа, который пишет, что люди вырастают из земли, как грибы, и тут же начинают заключать друг с другом общественные контракты.

Пол есть только у женщины. Мужчина же — просто человечен. Только один из полов существует. Второй — вариант, отражение, дополнение. В мире экономики утверждается, что всем нам как индивидам свойственны рациональность, стремление к максимальной выгоде, эгоистичность. Качества, которые традиционно считались мужскими. Поэтому мы их рассматриваем как нейтральные. У них нет пола, потому что у мужчины никогда не было пола. У человека экономического единственный пол. Одновременно теория всегда предполагала, что кто-то другой отвечает за заботу, уход, привязанность.

Хотя все это невидимо. Если хочешь попасть в экономическую историю, ты должен быть таким, как человек экономический. И при этом в основе экономики всегда лежит и другая история. История всего того, что человек экономический исключил, чтобы стать таким, каков он есть, и получить шанс заявить, что ничего другого не существует.

Женщины так же ценны, как и мужчины. Женщины дополняют мужчин. Женщины — это так же хорошо, как мужчины. Во всех этих утверждениях женщина представлена как версия мужчины. Женщина либо «как он», либо «противоположность ему». Но она всегда существует относительно его. Либо она ценна, поскольку такая же, как мужчина, либо она его дополняет. Но речь неизменно идет о мужчине. Хотя ход мысли допускает, что женщина может работать, заниматься наукой, сексом, икать, развязывать войну и водить экскаватор точно так же, как и он. То есть иметь те же права и преимущества, которые есть у него. Но при этом, как только она прекратит быть «как он», никакого равноправия она требовать не сможет...

Сегодня экономика не решает проблемы, а нагуливает всем аппетит. Запад бесится с жиру, пока остальной мир голодает. Богатые бродят по земле неприкаянные, как боги в собственных кошмарах, или катаются в пустыне на лыжах. Для этого даже не надо быть слишком богатым. Тот, кто долго недоедал и вдруг получил картошку фри, кока-колу, трансжир и рафинированный сахарозаменитель, раздувается больше всех.

Говорят, когда у Махатмы Ганди спросили, что он думает о западной цивилизации, он ответил: «Это была хорошая идея». Бонусы банкиров и миллиардные состояния олигархов — это природный феномен. Кто-то же должен тащить, иначе мы все обеднеем. Убытки исландских банков после кризиса составили 100 млрд долларов, а совокупный ВВП вырос. Остров с хронической инфляцией, в плане природных ресурсов и говорить не о чем — одна рыба и горячая вода. Экономика составляет одну треть от экономики Люксембурга. Они должны быть благодарны, что их позвали на финансовую вечеринку. Некрасивая женщина тоже должна быть благодарна. Получай удовольствие, глотай и не жалуйся, что все кончилось. Экономисты готовы таскать из шляпы такие объяснения хоть каждый день.

Там, где экономистам дают волю, вырастают миры-миражи с тотальной социальной ограниченностью и бесконечным потреблением — вырастают на безопасном расстоянии от бедности и экологического неблагополучия, которые распространяются вокруг этих миров. Альтернативная вселенная для привилегированных форм человеческой жизни. Биржу лихорадит, в странах девальвация, валюта скачет. За движениями рынка надо следить ежеминутно. Некоторые вечно ходят без сапог. В будущее нельзя заглянуть дальше, чем на одно требование за один раз. История закончилась, пришла свобода индивида. Альтернативы нет...

Мы правим миром из той точки, в которой сами не понимаем, кто мы такие. Все следует делить на минимальные составляющие, а понять что-то можно только в отрыве от целого и только в отношениях конкуренции. Теперь мы получаем картину мира, где нет места тому, что действительно важно.

Экономические теории не помогают нам понять ни то, как наш ежедневный выбор влияет на общую картину и общество, ни то, какое будущее мы оставим после себя, сколько бы мы ни притворялись, что все наши действия изолированы и улетают прямиком в пустой космос.

Лучше бы экономисты помогли нам понять самих себя, предложив инструменты и методы построения такого общества, в котором есть место для всех человеческих проявлений: мы вместе, мы едины в той форме общности, в которой понятны. Понятны самим себе, понятны другим, постижимы даже с помощью математических формул.

Если мы поймем наши потребности, мы, вероятно, заодно поймем, что их нельзя удовлетворить так, как мы думали раньше, — чрезмерной работой, чрезмерными стимулами, чрезмерным потреблением, без альтернатив, неограниченным выбором, кредитами, долгами, страхом, алчностью. То, что ты бежишь, не означает, что ты бежишь не по кругу, все быстрей и быстрей. Единственная мечта — полная сепарация.

Мир заканчивается там, где и начинался, он разбивает все вокруг и требует еще. Всем от тебя что-то нужно. Поэтому ты поступаешь так, как тебе велят. Поэтому ты просыпаешься по утрам, оплачиваешь счета и сохраняешь чеки. Надежда — это всего лишь боль, запертая на ключ. Отблеск уверенности, пробивающийся сквозь тьму. Если хочешь меда, нельзя убивать всех пчел.

Рынок живет в человеческой природе. И каждое общество идет туда, куда текут его бредовые речи. Экономика может помочь нам подняться над страхом и жадностью. Она не должна эксплуатировать эти чувства.

Экономическая наука должна найти возможности для внедрения социальных представлений в экономическую систему. Экономика должна стать инструментом для развития человека и общества. И не должна поддерживать наши страхи в том виде, в каком они выставлены на рынке.

Экономика должна посвятить себя конкретным вопросам, которые важны для всего человечества, а не абстрактному анализу гипотетического выбора. Экономика должна относиться к людям как к мыслящим существам, а не как к вагонам, которые тянет за собой неумолимая, обязательная рациональность. Она должна видеть, что люди вплетены в общество и что они не индивиды с неизменяемым ядром, которые парят в вакууме на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

Экономика должна рассматривать отношения как основополагающее условие для развития собственного «я», а не как то, что можно сократить до конкуренции, прибыли, убытков, купи-дешево-продай-дорого-и-подсчитай-кто-победил.

Экономика должна признавать, что человек действует, учитывая связи с другими, а не только исходя из собственной выгоды, вне контекста и соотношения сил.

Экономика не должна считать, что личная выгода и альтруизм — противоположности, поскольку давно очевидно, что окружающий мир не противопоставлен собственному «я».

Почему ты так несчастен? — спросил поэт Вэй Ву Вэй.

Потому что 99,9 процента

Всех твоих мыслей

И всех твоих действий

Для тебя самого,

А тебя самого нет.

Вместо того, чтобы бежать от слабости, мы можем признать ее частью понятия «быть человеком». Признать, что тело — это то общее, что есть у всех нас и что оно играет важную роль. Вместо того чтобы конструировать эмоциональность как противоположность рациональности, мы могли бы заняться изучением того механизма, с помощью которого человек на самом деле принимает решения. А вместо того, чтобы переделывать всех людей в одного и наделять его абстрактным мышлением, мы могли бы признать, что мы непохожи.

Наши отношения не надо сводить к конкуренции. Природу не следует превращать во враждебного оппозиционера. Следует признать, что сумма больше, чем отдельные части, что мир не машина и не гигантское механическое представление. И для этого мы обязаны избавиться от человека экономического.

Беспомощность кричит на разные голоса. Но у нас не тот случай — нам надо изменить цель путешествия. Нам не надо стремится завладеть миром, нам надо почувствовать,что мы здесь дома. А это совсем иное. Владеть значит присваивать, обхватывать руками убитое и говорить: «Мое».

Если ты дома, тебе не надо утверждать, что это твое. Потому что ты это знаешь. И снимаешь обувь, собираясь остаться.