Зачем нам такой диплом? | Большие Идеи

・ Этика и репутация

Зачем нам
такой диплом?

Во многих вузах преподаватели делают вид, что учат, а студенты — что учатся.

Автор: Евгения Чернозатонская

Зачем нам такой диплом?

читайте также

Успех изменяет мозг

Скотт Беринато

Рожденные подражать

Евгения Чернозатонская

Шесть правил для эффективного управления в кризис

Иан Коулберн

Подготовьте вашу организацию к 3D-печати

Ричард Д’Авени

В СССР люди не сомневались: их высшее образование гораздо сильнее, чем в других странах. Граждане искренне полагали, что наши вузы выпускают лучших инженеров, физиков, химиков, технологов, а также юристов, фармацевтов и редакторов. Все экономические проблемы и неконкурентоспособность отечественных товаров относили на счет неправильной системы управления и неэффективного социалистического строя. Мол, у нас хромает промышленность, сельское хозяйство, строительство, транспорт, производство и дистрибуция, но зато высшее образование и специалисты — отличные.

Так ли это было на самом деле, теперь вряд ли кто установит. Зато мы точно знаем: граждане больше не верят в отечественное высшее образование. Почти 90% респондентов недавнего опроса агентства «Ромир» полагают, что полученных в вузе знаний явно недостаточно для реальной жизни. После окончания вуза получить желаемую работу невозможно, так как для этого необходимы опыт и усовершенствованные профессиональные навыки.

Вместе с тем спрос на высшее образование огромен и постоянно растет. Впору говорить о всеобщем высшем образовании. По данным Высшей школы экономики, отношение числа поступивших в вузы к общей численности 17-летних составляет 86—87%. Такого нет ни в одной развитой стране. А всего десять лет назад это соотношение составляло у нас 50%.

Очевиден парадокс: жители России хотят, чтобы их дети получили высшее образование и даже готовы за него платить, сами дети стремятся в вузы, работодатели на любую работу предпочитают взять человека с дипломом — но то, что стоит за этим дипломом, все оценивают очень низко. Возьмем, к примеру, самое крупное направление подготовки — технические специальности (в России каждый третий диплом вуза — инженерный). Инженеров готовят более полутысячи вузов, каждый год из их стен выходят 200 тысяч специалистов. Но очереди за ними нет. По данным Росстата по специальности работает менее 40% инженеров. Почти треть и вовсе занимается неквалифицированным трудом. При этом «настоящих» инженеров многих специальностей не хватает, их разыскивают и переманивают друг у друга. Значит, проблема не в отсутствии спроса, а в качестве «среднего» предложения: оно явно низкое.

Качество образования

Работодатели отмечают, что уровень подготовки выпускников вузов резко падает. Организации стараются не принимать на работу специалистов без опыта. Большинство студентов сейчас учатся заочно, и многие работают — но, как правило, не по той специальности, по которой собираются получить диплом. Сами выпускники отмечают низкую полезность профессиональных знаний и навыков, полученных в учебных заведениях, причем чем моложе человек, тем ниже он оценивает качество своего образования. Особенно низко — те, кто пошел работать на предприятия машиностроения, сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, то есть в базовые отрасли (данные Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения). Это тревожный симптом, ведь людям свойственно ценить свои усилия и хвалить их результат, а профессиональное образование предполагает годы напряженной интеллектуальной работы. Если выпускники считают полученные знания бесполезными, возникает вопрос: получили ли они их вообще?

Качество абитуриентов

Вузы стонут: при таком уровне подготовки поступающих, их вообще невозможно учить, приходится повторять программу средней школы. И правда, если мы посмотрим, как распределились по баллам ЕГЭ абитуриенты, поступившие на бюджетные очные отделения государственных университетов, то увидим, что треть из них составляют те, у кого по профильным предметам в школе была двойка или тройка (данные НИУ «Высшая школа экономики). Поступившие на платные места или на заочные отделения, заведомо еще слабее.

По мнению ректора НИУ-ВШЭ Ярослава Кузьминова, высок риск того, что эти люди не смогут освоить необходимые профессиональные компетенции, а для общества в целом весьма затратно зачислять выпускников с жалкой тройкой по физике и математике на места, где нужно изучать сопромат и высшую математику.

Вузовская система принимает троечников, чтобы удерживать уровень бюджетного финансирования, но ее профессора и преподаватели исторически и психологически не готовы работать со слабыми студентами. Они не хотят и не умеют их учить, снимают с себя всякую ответственность за передачу знаний, просто ставят тройки. Еще в советские времена бытовала поговорка: ставить студенту «неуд» — все равно что плевать вверх: на тебя же и вернется (студент придет на пересдачу, и ты опять потеряешь с ним время). Фактически можно говорить о псевдообразовании за счет бюджета в ряде государственных вузов. За восемь лет — с 2000 по 2008 год — госрасходы на высшее образование выросли в 10 раз: с 24 до 240 млрд рублей. И продолжают расти, несмотря на демографический спад. В этом году на высшее образование из федерального бюджета предполагается потратить на 15% больше, чем в предыдущем.

По мнению директора по прикладным исследованиям Российской экономической школы Игоря Федюкина, само государство стимулирует спрос на вузовское образование, поддерживая явно завышенное (с точки зрения потребностей экономики) количество бюджетных мест, причем зачастую в таких вузах, которые не нужны ни экономике, ни по большому счету самим выпускникам. «Если взглянуть на ситуацию с точки зрения не абитуриентов, а государства и общества, то сектор высшего образования у нас раздут непропорционально», — говорит он.

Узкие специалисты

Помимо качества обучения и качества абитуриентов у российского высшего образования есть еще одна проблема: ранняя узкая специализация и невозможность студенту самому выбрать предметы и уровень их изучения. Фактически, поступив в вуз, в 17 лет человек оказывается жестко привязанным к одной специальности и одному учебному плану. Очевидно, что заставлять юного абитуриента вступать на путь, на котором в ближайшие 4—5 лет он не увидит «развилки», — жестоко и непродуманно. Факультеты столь узко специализированны, что молодой человек вряд ли разберется даже в названиях специальностей, которые там предлагаются. В бакалавриате одного московского вуза есть специальности «Техника и физика низких температур» и «Холодильная, криогенная техника и кондиционирование». Как отличить одну от другой и может ли абитуриент, у которого ЕГЭ по физике 10 из 50 — а такой балл государственная система признает «удовлетворительным», — осознанно сделать выбор? К тому же переход с факультета на факультет у нас — событие чрезвычайное. Для сравнения: в США человек поступает в университет или колледж в 19 лет и первые два года учебы может изучать любые предметы. О выборе специальности он обязан объявить только к третьему курсу, а до этого волен пробовать и искать себя — конечно, делая все уроки и сдавая экзамены по своим предметам.

Социализация

Наше школьное обучение на два-три года короче, чем в развитых странах. Поэтому на выходе мы получаем не только недоученных (судя по тем же результатам ЕГЭ), но и недосоциализированных подростков. В вузах они отчасти добирают то, чего недополучили в школе. По мнению Кузьминова, в России высшее образование стало подменять собой общее. Часть знаний и навыков, которые в развитых странах дает школа — иностранные языки, информатика, презентационные навыки, основы экономики, основы права, — у нас люди получают уже после школы, как правило, под маской профессионального образования. А это важные для социального успеха элементы, и они востребованы всеми.

Еще более привлекательный «бонус» высшего образования — так называемая премия за высшее образование, то есть разница в зарплате человека с вузовским дипломом и без него. В России, по данным Росстата, последние годы она быстро растет и сейчас в среднем составляет порядка 65%. Ярослав Кузьминов связывает относительно низкую премию за высшее образование в 1990-е и начале 2000-х с тем, что множество людей тогда работало на предприятиях, продукция которых не имела спроса. Эти предприятия влачили жалкое существование, и зарплата специалистов была низкой. Грубо говоря, в начале 1990-х продавец зарабатывал больше доктора наук, к 2000-м их доходы сравнялись, а сейчас ученого ценят все-таки выше. В целом получается, что человек, который пренебрег высшим образованием, — обрекает себя на прозябание в будущем, и большинство это понимает.

Пути, развилки

Минобрнауки, увеличивая финансирорование вузов, очевидно считает, что препон на пути жаждущих знаний абитуриентов должно быть как можно меньше. Но чиновники не могут не видеть, что в системе надо что-то менять, а не просто позволять ей расти, несмотря на отсутствие спроса на специалистов, которых она готовит. Чтобы приблизить образование к потребностям рынка и обеспечить ту саму «развилку» в образовательной траектории, министерство ввело так называемый прикладной бакалавриат. Это трехгодичное, но все же высшее образование, призванное выпускать квалифицированных рабочих и прочих исполнителей. По сути это означает возрождение техникумов, которые в последние годы совсем захирели (их доля в после школьном образовании заметно упала, а выпускники редко работают по специальности). Молодому человеку прикладной бакалавриат дает возможность приобрести «бонусы» высшего образования и, предположительно, более востребованную специальность. Казалось бы, нововведение выгодно всем, в том числе государств у, ведь теперь части студентов-бюджетников оно будет финансировать не четырехгодичный, а трехгодичный прикладной бакалавриат. Да и во многих развитых странах в высшем образовании есть низшая ступень с присвоением своего диплома (правда, учатся на ней не три, а два года — за счет более долгого школьного образования). В США ориентированное на профессию двухлетнее образование дают разные учебные заведения: технический институт, профессиональная школа, колледж. Во Франции университеты выдают особые дипломы после первых двух курсов (три четверти их обладателей продолжают учиться дальше); множество прикладных специальностей — от слесаря до риелтора или турагента — французы получают за два года в лицеях. Так что образцов «низшего высшего» образования в мире много. Но не станет ли у нас массово вводимый прикладной бакалавриат новой формой того же псевдообразования?

Научить человека рабочей специальности — трудная и почетная задача, но это никогда не было функцией вузов и техникумов. Сумеют ли они «в одном флаконе» дать и те предметы, которые входят в сферу общего образования или социализации, и довольно узкую подготовку квалифицированного исполнителя? Какой тип учебного заведения с этим справится?

Многие эксперты не верят в осуществимость этой программы. По их мнению, надо не вводить новые гибридные формы, а сокращать прием в вузы, укрупнять специальности, предъявлять более высокие требования к абитуриентам. Одну из крайних точек зрения высказал Игорь Федюкин: «Приходится слышать от коллег, что высокий спрос [на высшее образование] — это социальная и культурная данность, с которой ничего уже не сделаешь. Что мы обречены поддерживать этот раздутый пузырь, иначе — протесты и социальная нестабильность и так далее. И вся государственная политика у нас строится именно исходя из этой посылки: что просто закрыть вузы четвертого-пятого сорта мы не можем, поэтому надо их поддерживать на плаву, трансформируя в “прикладной бакалавриат” или что-нибудь еще. Любой ценой дать всем желающим право на получение заветных корочек, что бы за ними реально не стояло. Возможно, это действительно так. Но мне кажется, что оснований считать это фактом, у нас недостаточно: мне кажется, что пока это только гипотеза. Не исключено, что мы совершаем ошибку, закачивая огромные деньги в вузы, выполняющие исключительно социальную функцию “отстойников” для молодежи. Не мы одни, конечно, этим увлекаемся — достаточно посмотреть на целый ряд европейских стран. Но их же пример показывает, что обществу такая политика обходится недешево — не только в смысле денег, но и в смысле завышенных социальных ожиданий и деформации рынка труда». Менее категоричен в оценках профессор МГУ, член Общественной палаты и Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики России при Президенте Александр Аузан. «В развитых, богатых странах государство поддерживает стремление большой доли нации иметь широкий кругозор. Это называется просвещением, и оно полезно. Иное дело — профессиональное образование. Его могут обеспечить у нас примерно 20% вузов. Просто потому, что, если посмотреть где и как учились сами преподаватели, больше не наберется. “Образовываться” вообще способна лишь небольшая часть людей — и то, если они найдут у кого учиться». В этом номере нашего журнала — статья Виталия Клинцова о реформе среднего образования. В ней убедительно доказано, что система не может развиваться без прозрачности, достоверной и независимой оценки качества. Это в полной мере относится и к вузам. Аттестация, сертификация, рейтинги вузов, настоящие госэк замены и квалификационные испытания для специалистов — эти меры могут поставить преграду псевдообразованию. Наше общество еще недостаточно богато, чтобы позволить себе массовый выпуск некачественных специалистов.