Новый мировой центр производства | Большие Идеи

・ Стратегия
Статья, опубликованная в журнале «Гарвард Бизнес Ревью Россия»

Новый мировой
центр производства

Как китайские предприниматели трансформируют экономику и общество Африки

Автор: Айрин Юань Сунь

Новый мировой центр производства
Фото: YUKO SHIMIZU, PETER CROWTHER

читайте также

Отдел управления стратегией

Дэвид Нортон,  Роберт Каплан

Притча об аббате Джузеппе

Успенский Андрей

Что сильные руководители делают каждый день

Райан Фуллер

Хотите научиться думать?

Мариэтта Чудакова

Сунь Цзянь проводил нас в невысокое офисное здание на территории гигантской фабрики керамики на юго-западе Нигерии и предложил выпить чаю. Он только что вернулся из Китая и привез с собой отличный чай. Угощать им гостей — многовековая традиция китайского гостеприимства.

Сунь родом из Вэньчжоу — города на юго-востоке Китая. Именно там почти 4000 лет назад появилась на свет бледно-зеленая глазурь, известная как селадон, — и Вэньчжоу стал местом рождения китайской керамики. В 1970-х жизнь в городе была непростой: окончив начальную школу, Сунь устроился на работу. В 1978-м, через два года после смерти Мао Цзэдуна, именно в Вэньчжоу возникли первые в КНР частные предприятия. Сунь сделал карьеру на нескольких кожевенных фабриках и в итоге накопил достаточно средств, чтобы открыть собственную компанию. Однако к концу 2000-х в стране начался стремительный рост цен, и бизнесмен понял: пора переносить бизнес в более дешевую страну. Друг предложил подумать о Нигерии.

Сунь поехал туда на пять дней. «Меня тут же окружили нищие — они тянули ко мне руки и просили денег,— вспоминает он. — Но потом стало очевидно, что в стране немало богачей и, хотя на этом рынке трудно пробиться, другим пришлось бы не проще моего». Вернувшись в Китай, Сунь позвонил знакомому таможеннику и спросил, какую продукцию сложнее и дороже всего экспортировать из Китая в Нигерию. Знаете, что тот ответил? Керамику.

Одного визита в страну хватило, чтобы Сунь вложил $40 млн в строительство ­керамической фабрики в Нигерии. Сегодня фабрика ­работает круглосуточно, и из 1100 сотрудников 1000 — местные. Да, электричество подается с перебоя­ми и дорого стоит — но бизнес идет отлично. В Китае Сунь получал 5% чистой прибыли, в Нигерии благодаря низкой конкуренции и растущему спросу — 7%. Для производства двухпроцентный рост — существенная величина.

Пример Суня не единственный. Согласно данным китайского министерства торговли, частные китайские компании ежегодно делают более 150 крупных инвестиций в производственный сектор Африки (в 2000 году таких инвестиций было всего две). Впрочем, реальные цифры, вероятно, в два-три раза выше: при полевых исследованиях ученые часто обнаруживают неучтенные государством китайские организации.

Эти компании уже пользуются влиянием. В Нигерии, экономика которой считается крупнейшей в регионе, китайцы плавят сталь и за счет этого поддерживают строительный бум. В крохотном королевстве Лесото китайские и тайваньские фирмы шьют лосины для Kohl’s, джинсы для Levi’s, спортивную одежду для Reebok — все это поступает прямиком в американские торговые центры. Благодаря китайцам швейная промышленность стала крупнейшей в стране. В то время как британский фармацевтический гигант GSK сворачивал планы по строительству завода в Эфиопии, китайская Humanwell копала близ Аддис-Абебы котлован под фармацевтический завод стоимостью $20 млн. Совет директоров Humanwell одобрил инвестиции в фармсектор Эфиопии в размере $100 млн.

За последние несколько лет мне удалось побеседовать с почти 50 китайскими производственниками, работающими в полудюжине африканских стран. Я расскажу, как их вложения трансформируют экономику и общество континента, обес­печивая миллионы людей первым в их жизни официальным местом работы, воспитывая предпринимателей и вдохновляя правительства на создание производственных кластеров. Конечно, эти бизнесмены не святые. Взяточничество, плохие условия труда, пренебрежение экологией — это касается и их. Однако все более ощутимое китайское присутствие и развитие производства (а не добыча полезных ископаемых, как раньше) способствуют индустриализации континента. Промышленная революция в Африке? Кажется, до нее не так долго.

Идея коротко

ЧТО ПРОИСХОДИТ

Производственники, выталкиваемые из Китая растущими ценами, все активнее инвестируют в африканский высокомаржинальный бизнес.

ПОЧЕМУ ЭТО ВАЖНО

Если тенденция сохранится, Африка сможет отвоевать у Китая титул мирового производственного центра.

К ЧЕМУ ЭТО МОЖЕТ ПРИВЕСТИ

Подобная промышленная революция приведет к появлению в Африке 100 млн рабочих мест и целого ряда производственных компаний, способных конкурировать на мировом рынке, а также вывести людей из крайней нищеты.

КРУПНЕЙШИЙ В МИРЕ ИСТОЧНИК РАБОЧЕЙ СИЛЫ

Предпринимателей из Китая в Африку одновременно и выталкивает, и затягивает. С одной стороны, главенству Поднебесной в мировом производстве угрожают структурные ограничения. Политика «одна семья — один ребенок» сократила рабочую силу страны, приведя к недостатку сотрудников в береговых производственных центрах. При этом затраты на работников за последнее время возросли: с 2001 года почасовая оплата увеличилась на 12%, а зарплата с учетом производительности в 2004—2014 годы почти утроилась.

Джастин Ифу Линь, бывший главный экономист Всемирного банка, утверждает: «Китай вот-вот перестанет быть центром низкоквалифицированной занятости. В результате высвободится почти 100 млн рабочих мест — достаточно, чтобы вчетверо повысить занятость в бедных странах». Для сравнения, на пике производственной активности, в 1978 году, на американских фабриках трудилось всего 20 млн человек. Теперь только из одной страны — КНР — необходимо перенести в пять раз больше рабочих мест.

С другой стороны, в Африке начинается демографический бум. К 2050 году там будет 2 млрд жителей, и Черный континент превратится в крупнейший в мире источник рабочей силы (в Юго-Восточной Азии к этому году будет всего 800 млн человек). Сегодня в африканских государствах высочайший в мире уровень безработицы. По официальным данным, в Нигерии этот показатель составляет 12,1%, однако даже правительство признает: еще 19,1% населения «недозагружены». Для молодежи все значительно хуже: трудоустроиться не могут 42,2% человек. Получается, что перебросить рабочие места из Китая в Африку более чем логично.

Важный аргумент для корпоративных инвесторов: Африка — все еще сложный, но открытый почти любым возможностям рынок. Нигерия — гигантский высокомаржинальный рынок сбыта потребительских товаров с относительно низкой конкуренцией. Лесото беспошлинно торгует с США, а близость к ЮАР с ее передовой инфраструктурой и логистикой позволяет королевству быстро доставлять модные новинки американским потребителям. В Эфиопии — привлекательные налоговые льготы и недорогая электроэнергия, к тому же оттуда недалеко до богатых стран Ближнего Востока. Другими словами, Африка способна стать неплохой базой почти для любой производственной бизнес-модели.

Спрос тоже постепенно растет. Правительства африканских государств принимают решительные меры к интеграции региональных рынков — сокращению затрат и улучшению условий для внешних инвестиций. В 2015 году половина стран континента подписала Трехстороннее соглашение о зоне свободной торговли, объеди­нившее в единый блок 600 млн человек и создавшее 13-ю по величине экономику мира. При этом шесть стран Восточной Африки сделали еще один шаг навстречу друг другу, заключив таможенный союз для стимулирования торговли, гармонизировав законодательство ради облегчения сотрудничества и введя единую визу, чтобы упростить передвижение людей.

Теперь давайте рассмотрим результаты китайских частных инвестиций в Африку.

Обещание будущего

По слухам, поддерживаемым даже местными газетами, китайские организации предпочитают не нанимать африканцев. Однако исследования свидетельствуют об обратном: на китайских фабриках в Африке трудятся почти одни аборигены. Недавний метаанализ статистических данных показал, что доля местных рабочих нигде не падает ниже 78%, а в ряде компаний, в штат которых входят тысячи сотрудников, этот показатель превышает 99%. Я организовала небольшое исследование в Нигерии и получила цифру 85%. Крупный опрос, проведенный в Кении на китайском языке, выявил 90-процентную занятость африканцев в китайских строительных и производственных компаниях. Оказалось: чем дольше китайский бизнесмен работает в Кении, тем больше местных он нанимает.

Живое свидетельство тому — Ахмед Ибрагим. Он провел меня по картонажной фабрике в Нигерии, и я поняла, что он знает о своем деле все: особенности поставщиков целлюлозы, процесс разгрузки машин с сырьем, нюансы каждого станка, статус клиентских заказов, секреты офсетной печати. Он помнит имена всех рабочих. Его босс, владелец фабрики, — китаец, но совершенно очевидно, что всем заправляет Ибрагим.

Он начал с самых низов. После окончания средней школы, как и большинство юных нигерийцев, Ибрагим перебивался случайными заработками. Однако у него было преимущество: живя близ границы с бывшей французской колонией Нигером, он выучил французский язык. Ибрагим стал покупать для нигерийцев автомобили у франкоговорящих ливанских дилеров в соседнем Бенине: там машины стоили намного дешевле из-за низких пошлин. В 2009-м он устроился водителем к Вану Цзюньсюну — китайцу, только что приехавшему в Нигерию, чтобы начать свой бизнес. Ибрагим быстро превратился для него в незаменимого помощника.

Перелом в их сотрудничестве наступил, когда Ван решил купить новую машину для своей компании — как местные: подешевле, в Бенине. Ван не говорил по-французски и был вынужден поручить сделку Ибрагиму. Но можно ли ему доверить столь крупную сумму? Китайские менеджеры Вана колебались. Наконец Ван взглянул в глаза Ибрагиму и под влиянием момента вручил ему всю сумму наличными. Когда Ибрагим уехал в Бенин, китайские сотрудники решили, что больше не увидят ни его, ни денег. К их изумлению, тот быстро вернулся — с машиной и даже со сдачей. Ибрагим рассыпался в извинениях: часть сдачи он потратил на «невероятно красивые» ботинки. Он вычел эти деньги из очередной зарплаты и с того дня стал правой рукой Вана.

Вскоре Ван поручил Ибрагиму текущее управление фабрикой. Он даже напечатал ему визитки, на которых тот значился директором. Китаец, официально занимавший эту должность, оскорбился. Желая сохранить в коллективе мир (и понимая, что он в любом случае облечен властью), Ибрагим выбросил визитки.

Работа на фабрике изменила жизнь Ибрагима. В его племени для женитьбы необходима определенная сумма денег. Раньше Ибрагим вынужденно оставался холостым — теперь у него две жены (племя признает полигамию), что свидетельствует о богатстве. Обладая правами директора фабрики, он вовлек в бизнес своего младшего брата Ишмаэля. Брат быстро всему научился и теперь подменяет Ибрагима, когда тот выполняет другие поручения Вана. Гуляя по фабрике с Ибрагимом, я заметила, что он разговаривает с сотрудниками на хауса — языке, распространенном на севере страны, а не на юго-западе, где находится фабрика. Оказалось, что работники приехали издалека: Ибрагим устроил на фабрику едва ли не всю свою деревню!

Благодаря индустриализации 100 млн сообразительных, но недостаточно образованных молодых людей оставят нестабильную «халтуру» и устроятся на официальную работу с выходом в мировую экономику. И это еще не все.

АФРИКА: НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Приобретая опыт на производстве, многие африканцы выбиваются в руководители. Переход фабрик в руки местных отчасти объясняется особенностями этого бизнеса — стремлением сократить цепочки поставок, чтобы снизить издержки и повысить гибкость. Кластеры фабрик, где бы они ни формировались, способствуют появлению и росту местных поставщиков. Важное значение имеет и внутренняя политика: вы­играть государственные тендеры чаще всего удается местным производителям и, как правило, только локальные компании получают финансирование от национальных банков развития. Все это благоприятствует партнерству африканцев и китайцев. Кроме того, иностранные инвесторы высоко ценят знание национальной специфики и приветствуют надежных местных партнеров.

Позвольте представить вам Заф Гебрецадик из Аддис-Абебы. Окончив в начале 1980-х фармацевтический институт, она работала провизором в государственной больнице. В середине десятилетия страну постигла легендарная засуха — и тотальный голод. Гебрецадик помогала спасать жителей, а затем занялась исследованиями пестицидов.

В 1992 году Заф решила открыть собственную компанию. Изучив особенности сельского хозяйства аграрной Эфиопии, она поняла, что людям и животным не хватает лекарств, — и увидела в этом возможность для бизнеса. В самой Эфиопии фармпроизводство было развито плохо, и Заф решила импортировать лекарства. Она обратилась в посольства КНР, Франции и Швейцарии, но получила ответ только от китайцев. Сотрудники экономического отдела помогли ей связаться с рядом китайских производителей — и Гебрецадик стала официальным представителем этих фирм на эфиопском рынке. Не прошло и пары лет, как она выигрывала государственные тендеры на поставку медикаментов.

А еще через несколько лет одна из организаций, чьи интересы представляла Гебрецадик, предложила ей создать совместное предприятие по выпуску желатиновых капсул для лекарств. Заф тут же согласилась. Вложив весь свой капитал, она купила 30-процентную долю в компании Sino-Ethiop Associate (Africa). Ее фирма стала первым и единственным производителем желатиновых капсул в Черной Африке. Гебрецадик с партнерами отлично дополняли друг друга. Она знала местный рынок и умела обходить эфиопскую бюрократию; один партнер специализировался на торговле лекарствами в развивающихся странах, другой прекрасно разбирался в технологии производства капсул. Завод быстро стал приносить прибыль. Компания уже увеличила объем суточного производства с 2 до 6 млн капсул и планирует довести этот показатель до 11 млн. Ее продукция составляет большую часть фармацевтического экспорта Эфиопии и распространяется по всей Африке и Ближнему Востоку.

Сегодня Гебрецадик владеет (одна или с парт­нерами) тремя фирмами, в которых трудится около 300 человек. Как и другие африканские предприниматели, она идет по стопам «коллег» из Китая, Японии, Южной Кореи, Сингапура, Гонконга, Тайваня — заключает соглашения с иностранными инвесторами и выращивает собственные производственные гиганты. У нее много общего с Сунем: нынешнее поколение китайцев — владельцев фабрик начинало с работы на зарубежных инвесторов.

Когда Гебрецадик принимала почти 20 лет назад решение вложить все накопления в завод, она не думала о коммерческой стороне дела. Переходя от бизнеса, основанного на продажах и маркетинге и требовавшего незначительных инвестиций, к производству с огромными постоянными затратами, она даже не составляла бизнес-план. «Я не была уверена, что потяну это дело финансово, — говорит она. — Но я знала своих людей с 1992 года и верила им».

ОТ БИЗНЕСА К ИНСТИТУТАМ

В адрес китайских компаний часто звучат обвинения в подрыве институциональной целостности Африки. Хиллари Клинтон озвучила мнение многих критиков, когда назвала инвестиции КНР в Африку «новым колониализмом». Во время телеинтервью в Замбии в 2011 году ее спросили о растущем влиянии Китая в Африке, и она ответила: «Приходя в Африку с инвестициями, люди должны не только извлекать прибыль, но и приносить пользу. Мы не хотим, чтобы они портили систему управления в африканских странах».

Я уже говорила, что китайские инвестиции в Африке нельзя назвать безупречными. Однако многие из изученных мною китайских предприятий работают на благо африканских институтов. Постоянно общаясь с государственными органами и поддерживая институциональные инновации, инвесторы действуют, как когда-то в Китае, где они фактически на пустом месте взрастили вторую по величине экономику мира.

Ци Линь может многое об этом рассказать. Он начинал парикмахером в китайском городке, затем пытался управлять магазином одежды — без особого успеха. Мальчиком он часто слышал рассказы об Африке от деда, которого коммунистическое правительство когда-то отправило в Сомали с благотворительной миссией. Ци мечтал увидеть Африку и в конце концов отправился в Кению как представитель китайской компании из сферы тяжелого машиностроения. Сегодня он ориентируется в переулках Найроби не хуже любого таксиста и знает приветствия на стольких местных языках, что удивляются даже кенийцы.

В Кении Ци должен был продавать токарные и фрезерные станки — большие мощные установки для фабрик. Однако он быстро столкнулся с проблемой: рабочие не умели управляться с передовой техникой. Кенийское профессионально-техническое образование отставало от китайского по крайней мере на поколение.

Компания Ци заключила соглашение с кенийским Министерством образования и Службой молодежи, в чье ведение входили программы профессиональной подготовки. Фирма поставила в училища новейшие станки по сниженной цене. За два года она оснастила 10 таких учебных заведений: Ци вместе с директорами проверял готовность электросетей к подключению оборудования. Когда станки заняли свои места, Ци решил, что самое сложное позади… но оказалось, что ими никто не пользуется.

Однажды, когда Ци объезжал училища с представителем Министерства образования Бернардом Шиколи Исаламбо, у того возникла идея. «Давайте устроим конкурс, — предложил Исаламбо. — Пусть студенты покажут, как они могут применять это оборудование. А заодно наберутся опыта и уверенности». Они составили предложение, и Ци по своим каналам добился, чтобы его одобрили. В результате в 2014 году стартовал конкурс Africa Tech Challenge: учащиеся со всей Кении проходят обучение и соревнуются в умении работать на промышленных станках. Теперь компания Ци тратит $500 тыс. в год на это состязание в рамках программы корпоративной социальной ответственности.

Это не помогло решить проблему. «Организуя конкурс, мы столкнулись с новым препятствием: преподаватели понимали в технике еще меньше, чем студенты!» — вспоминает Исаламбо. Но Ци вновь проявил оптимизм и умение находить выход из любой ситуации. Он собрал небольшую группу сотрудников НКО и консультантов и соз­дал центр обучения преподавателей при поддержке кенийского правительства. Два года компания Ци проталкивала этот проект — и в июле 2016-го Китайско-африканский центр повышения квалификации был официально открыт.

История Ци — пример терпения и последовательности, благодаря которым китайские организации формируют в Африке новую институциональную реальность. Эти фирмы не боятся столкнуться с плохо развитыми институтами, вероятно, потому, что и в Поднебесной институты только формируются. Китайцы решают проблемы по мере поступления, подстраиваясь под местных партнеров и меняя по необходимости свои планы. Они открыты к предложениям африканских коллег. Их подход одновременно трезвый и удивительно оптимистичный: они не ждут идеальных условий — они сами их создают.

Подобный процесс называется бутстрэппингом. Чарльз Сейбел, социолог из Колумбийского университета, утверждает, что с помощью бутстрэппинга несовершенные институты начинают хорошо работать за счет того, что непрерывно изучают рыночные условия и адаптируются под них. Этот динамичный подход показывает, что важно обращать внимание не на текущее состояние институтов, а на их потенциал.

Многие китайские фирмы работают с африканскими институтами, не пытаясь их улучшить, и это поддерживает некомпетентность и безответственность местного правительства. Но институты не появляются на свет в готовом виде — их нужно развивать. Компании должны быть готовы вносить вклад в их усовершенствование.

Стивен Нэк из Всемирного банка и Николас Юбэнк из Стэнфордской школы бизнеса изучили ситуации, когда западные донорские системы действуют в обход местных институтов. Исследователи выяснили: «Если фирмы, оказывая помощь, используют собственные системы и каналы, внутренние системы страны разрушаются». Параллельные донорские системы перетягивают к себе ценные кадры: «Когда доноры обходят системы страны, они набирают людей из числа наиболее талантливых государственных чиновников». С этой точки зрения идти путем бутстрэппинга и постепенного улучшения правильнее, чем сразу искать идеальные институты.

ЧУДО ПРОИЗВОДСТВА

Когда мы допивали девятую чашку чая, Сунь принялся философствовать. «Мы, китайцы, точно знаем, как надо развиваться. Нигерии стоит у нас поучиться!». Сунь, сам того не понимая, сформулировал теорию развития экономики, известную как «парадигма летящих гусей». Она гласит: производственные компании действуют как мигрирующие гуси — перелетают из страны в страну по мере изменения издержек и спроса. Согласно этой аналогии, когда растет стоимость труда, фабрики из страны-лидера вынуждены инвестировать в страну-последователя. Благодаря этим вложениям там формируется пласт владельцев производства — и страна двигается вверх по технологической кривой. Такое движение смещает акцент с низкопродуктивной экономической деятельности (сельское хозяйство, неформальные услуги) на высокопродуктивную (производство). В конечном итоге страна-последователь выходит в лидеры и начинает «засевать» своими компаниями новые регионы. В эту парадигму укладывается развитие азиатских экономик — от Японии до «азиатских тигров» и Китая.

В парадигме летящих гусей есть и еще одно измерение: она описывает процесс перехода от одного продукта к другому в рамках страны. Вначале появляется несколько компаний, желающих изготавливать некий товар. По мере того как они накапливают опыт, их прибыль возрастает, и это привлекает последователей. Но когда рынок насыщается, конкуренция усиливается и прибыль сокращается, некоторые фирмы бросаются искать новую нишу — придумывают сложный продукт, который труднее воспроизвести. Цикл повторяется, и вот уже компании, которые начали с копирования, переходят к изобретательству и сами учат других. Исследование, проведенное в 148 странах, показало, что рост ВВП побуждает производителей изготавливать все более усложненные продукты. Через 10—20 лет африканские фабрики начнут вместо керамики и одежды выпускать компьютеры.

Именно поэтому инвестиции в производство так необходимы для развития континента. Экономисты знают, что в долгосрочной перспективе единственный способ задать высокие стандарты жизни — повысить продуктивность. В отличие от услуг, которые зачастую привязаны к территории и не могут обеспечить эффекта масштаба, производство со временем становится продуктивнее — отчасти благодаря конкуренции с зарубежными поставщиками аналогичных товаров или за счет экспорта на высококонкурентные рынки. Инвестиции в производство дают эффект мультипликации: исследования показывают, что при создании одного рабочего места в производственной отрасли автоматически возникает 1,6 рабочих места в сфере обслуживания.

Индустриализация высвобождает мощные силы — как позитивные, так и негативные, и в Африке это уже происходит. Взятки ухудшают работу местных органов власти; неэкологичное производство портит воздух и воду; пренебрежительное отношение к рабочим сказывается на оплате их труда и угрожает их жизни. Китай с его коррупционными скандалами и смогом — пример социальных и экологических последствий несдерживаемой экономической экспансии.

И все же индустриализация в Африке пойдет иным путем. Страны Черного континента не схожи с Китаем ни экономически, ни политически, ни социально. И хотя строительство фабрик в новом месте дает предсказуемые результаты — от роста доходов населения до трудовых скандалов, — их форма, последовательность и суть могут существенно различаться. В Нигерии на процесс индустриализации влияет свободная пресса, в Лесото — профсоюзное движение, в Кении — племенные и этнические особенности. В КНР нет ни того, ни другого, ни третьего. Взаимодействие между китайскими инвесторами и местными структурами — рабочими, поставщиками, дистрибуторами, правительством, медиа — наверняка сформирует новые виды организаций, партнерств и силовых структур.

Индустриализация позволит Африке пойти по стопам Японии, Южной Кореи, Тайваня, КНР: построить фабрики, чтобы занять растущее население, и оптимизировать внутренние институты. Она даст шанс на подъем уровня жизни широких слоев населения. Если бы Африке удалось вытащить из нищеты хотя бы вдвое меньше людей, чем Китаю за последние 30 лет, континент перестал бы голодать. Почти 400 млн человек смогли бы найти работу и пропитание, вызволить детей из рабского труда и дать им образование. Приезжающие сегодня в Африку китайцы не сомневаются, что так и будет.

Об авторе. Айрин Юань Сунь — автор книги «The Next Factory of the World» (Harvard Business Review Press, 2017); руководитель проектов в McKinsey (Вашингтон).