Должна ли российская тюрьма быть (или
казаться) ужасной?

Член Общественной палаты Российской Федерации Мария Каннабих «навестила», как сентиментально сообщил 26 сентября сего года сайт ОП, Надежду Толоконникову. Поводом послужило письмо заключенной об ужасающих условиях существования в женской колонии в Мордовии и об объявленной ею голодовке.

На сайте ОП Мария Каннабих делилась своими впечатлениями и соображениями: «Я видела Надежду, выглядит она нормально. Я не заметила на ней никаких следов побоев. Также я заходила в камеру, где сидит Толконникова, там вполне приемлемые условия. В целом, это нормальная колония, не самая хорошая, но и не самая плохая».

Итак — Надежда «выглядит нормально» и «колония нормальная». Имеется в виду представление о тюремной норме Марии Каннабих. Какое же оно? А вот какое: «Конечно, когда человек впервые попадает в такое место, условия ему кажутся ужасными», — рассказала Мария Канабих» (курсив наш).

Всем понятно?

Места, где осужденные граждане России отбывают наказание в виде лишения свободы — тюрьма или колония, — должны казаться (и, соответственно, быть — не во сне же оно человеку чудится) ужасными.

Мария Каннабих, которая также возглавляет фонд помощи заключенным, своих слов не стесняется. Потому что знает: это не только ее личное мнение. Это наша российская норма, от которой идет весь отсчет.

…Перенесемся-ка теперь из России в другие страны, расположенные на одной с нами планете Земля.

Поздней осенью 1995 года я вела семестр в столице Канады, в Оттавском университете. Вернее, звали-то меня на весь семестр, но я как раз в 1994 году приняла решение — больше, чем на два месяца, в году из России не уезжать. Мне сумели «умять» мой курс лекций до двух месяцев. Я приехала.

Узнала среди прочего, что смертная казнь в Канаде отменена 25 лет назад (у нас она тогда еще применялась) и еще кое-что интересное про пенитенциарную систему, — и решила посмотреть их тюрьмы. В МВД Канады такая просьба члена Комиссии по вопросам помилования при Президенте России (была, знаете ли, такая Комиссия, распущенная в конце 2001 года преемником Президента Ельцина) не вызвала никаких возражений. Меня возил на машине замминистра (сам, заметьте, за рулем), рассказывая по дороге массу интересного.

Сначала мы поехали в очень старую — по канадским меркам — тюрьму, ровесницу наших Бутырок (где я бывала не раз). Понятно, что обшарпанных стен и двухвековой грязи там не было, но интерес не столько в этом.

Я попросила отвести меня к самым опасным преступникам, отбывающим самые долгие сроки — 25 лет или пожизненное.

Нечто вроде очень широкого коридора. С одной его стороны — череда камер, отделенных от коридора толстыми железными прутьями от пола до потолка, с промежутками сантиметров в 20. С другой — застекленные помещения дежурных полицейских. Через две минуты становится ясно: о возможности побега вопрос даже не стоит.

…Вцепившись в железные прутья двумя руками, со мной разговаривал человек — точь-в-точь иллюстрация к «Графу Монтекристо»: полуседые волосы и борода до пояса. Он объяснял, что сидит уже 17 лет…

В соседней весьма уютной камере, в глубине, за столиком, над которым висел телевизор, сидел и что-то писал молодой человек рыхлого сложения. Мне пояснили (отведя подальше, не при нем): это сексуальный маньяк, на его счету три жизни. У него — тоже пожизненное, но, хотя спустя 25 лет осужденный имеет право просить об освобождении, этот освобожден не будет.

…А в новой тюрьме — для «обычных» заключенных — коридоры лучами шли от центра. Там в стеклянном тереме сидели надзиратели, видящие насквозь все коридоры, по которым — с открытыми дверьми камер! — свободно бродили заключенные, покупая себе что-то в киоске, беседуя друг с другом…

И ни им, ни мне условия их заключения не казались «конечно, ужасными». Вот насколько могут различаться представления о норме.